Утешители

Страница 6

На экране все выглядело совсем иначе, «Одри делала нечто совершенно удивительное, – рассказывает Богданович, – в определенных сценах, которые отличались откровенной эротичностью. В одном весьма чувственном моменте фильма она целует Газзару, и ни у кого не возникает никакого сомнения, что целует именно она. В другой сцене, в которой они вместе лежат в постели, она меня просто поразила. „Где ты была?“ – спросил я ее. „Везде“, – ответила она. У меня создалось впечатление, что она отчаянно хочет найти любовь».

От Богдановича Одри ждала и получала все, кроме любви. Он же все более и более привязывался к Дороти Страттен. Через несколько недель после окончания съёмок, вернувшись в Лос-Анджелес из воскресной поездки за город, он в аэропорту узнал, что Дороти убита своим ревнивым и психически неуравновешенным мужем. Богданович впал в тяжелую депрессию, продолжавшуюся довольно долго. Свое горе он позднее описал в книге «Смерть единорога», с теплотой и любовью вспоминая покойную. «Последствия гибели Дороти для фильма были крайне неблагоприятны, – рассказывает он теперь. – Акцент в восприятии фильма публикой сместился на eё персонаж в то время, как его значение было очень точно сбалансировано с персонажем Одри, и это превратило романтическую комедию в нечто сулящее неминуемую трагедию. Теперь единственное, о чем мог думать зритель, глядя на экран, была смерть Дороти. Шон Феррер находился в Ванкувере, когда пришло сообщение об убийстве актрисы. Он тут же сел в машину и ехал восемнадцать часов нонстопом, чтобы быть рядом со мной и в нужную минуту успокоить меня. Шон всегда был настоящим сыном своей матери».

Еще до завершения съемок фильма «Они все смеялись» Богданович и Одри начали обсуждать планы на будущее. Как это ни удивительно, они вращались вокруг eё возвращения на сцену. Богданович должен был выступать в качестве режиссёpа, а если обстоятельства сложатся благоприятно, то и eё партнера по спектаклю. "Нам обоим очень нравился Ноэль Кауэрд. «Сенная лихорадка» принадлежала к числу тех его пьес, в которых Одри очень хотелось сыграть… с Майклом Кейном. Еще на примете был «Жизнерадостный дух», но она сказала: «Мне не хочется играть Эльвиру, жену духа, если вы об этом думаете. Я хочу сыграть ясновидящую». Я ответил: «Но эту роль играла Маргарет Рутенфорд». «Да, – сказала Одри, – она ведь знала, какая роль в пьесе самая лучшая».

«Не могу сказать, что именно искала в это время Одри, но это было нечто такое, что кино со своей зыбкой, текучей природой не могло ей дать. В Италии, у нeё дома, семейные проблемы продолжали усложняться. Мне казалось, что она пытается проанализировать их и понять, что ей готовит будущее. У меня возникло ощущение, что решение своих проблем она найдет в кино. И я перенес это ощущение на тот фильм, который мы делали совместно. Оно проявляется в концовке, в том месте, где Одри улетает на вертолете. Появление Одри в конце фильма подобно заключительной строфе в поэме. Но именно так я и задумывал этот эпизод. Но сейчас он выглядит несколько зловещим».

Одри вернулась в Рим к Луке. Она выехала из своей квартиры в палаццо и сняла в тихом пригороде уютную виллу с садиком, где eё глаз радовало множество цветов. Лука, который все eщё ходил в школу, жил с нею, и это, естественно, вполне устраивало Одри. Ради ребенка (окончательно порвать с прошлым и при этом сохранить самое ценное из прошлого) она теперь затевала длительный и мучительный развод.

Особенно тяжелым его сделало то, что брак заключался в протестантской церкви в Швейцарии, а расторжение происходило в Италии, где отец семейства обладает особыми и весьма значительными правами.

Она прямо признавала: "У меня с мужем то, что вы назвали бы «открытыми отношениями». Затем она добавила: «Это неизбежно, мне кажется, когда муж моложе жены».