Чарльз Чаплин

Страница 150

За несколько лет до самоубийства он прислал мне книгу своих стихов «Белые здания» со следующей надписью: «Чарльзу Чаплину в воспоминание о „Малыше“ от Харта Крейна. 20 января, 28 г.». Одно из стихотворений называлось «Чаплинеска». Мы приспосабливаемся к миру,

И рады всяческому утешенью, Какой бы ветер его ни занес

В дырявые и слишком пустые карманы. Потому что все еще любим мир,

Где кто-то подбирает котенка И прячет его от жестокости улиц

В теплый, рваный рукав. Всем уступаем дорогу,

Дурацкой улыбкой Хотим отсрочить удар кулака,

Следим невинно и удивленно, Взглядом погасшим и окосевшим,

На перст, что медленно целит в нас. И все же эти крушенья не больший обман,

Чем танцы гибкого камыша. А наша смерть — небольшое событие.

От всего уйдешь, но не от сердца, Оно не виновато, что не может жить.

Играем, вынуждены глупо ухмыляться; Но мы видели луну в пустынных проулках,

Что творила из свалки чашу Грааля, Наполненную весельем и смехом.

И все же, сквозь шум веселья и поисков, Мы сумели расслышать котенка под лестницей —

Глас вопиющего в пустыне.

Дэдли Филд Мэлон устроил в Вилледже интересный вечер, пригласив на него голландского промышленника Жана Буассевена, Макса Истмена и других. Один из гостей, назвавшийся «Джорджем» (мне так никогда и не пришлось узнать его настоящего имени), показался мне очень нервным и чем-то крайне взволнованным. Кто-то мне рассказал, что он был в большой милости у короля Болгарии, и тот помог ему получить образование в Софийском университете. Но вскоре Джордж отказался от королевского покровительства, примкнул к красным, эмигрировал в Штаты, вошел здесь в ИРМ и в конце концов был приговорен к двадцати годам заключения.

Просидев из них два года, он по кассации добился решения о пересмотре дела и сейчас был выпущен до суда под залог.

Я смотрел, как он играл в шарады, а Дэдли Филд Мелон, словно угадав мои мысли, шепнул мне: «У него нет никаких шансов выиграть кассацию».

Накинув на себя скатерть, Джордж изображал Сару Бернар. Мы смеялись, глядя на него, но, должно быть, многих, как и меня, не оставляла мысль о том, что ему придется вернуться в тюрьму и отсидеть там еще долгих восемнадцать лет.

В атмосфере этого вечера было какое-то странное, лихорадочное возбуждение. Я уже собрался уходить, как вдруг Джордж окликнул меня:

— Куда вы торопитесь, Чарли? Почему так рано решили уйти?

Я отвел его в сторону, не зная, что ему сказать.

— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? — шепнул я.

Он отмахнулся, словно отгоняя от себя эту мысль, а потом схватил мою руку и с чувством сказал:

— Обо мне не тревожьтесь, Чарли. Как-нибудь выпутаюсь.

Мне хотелось подольше остаться в Нью-Йорке, но в Калифорнии меня недала работа. Прежде всего я намеревался выполнить контракт с «Фёрст нейшнл», желая как можно скорее начать снимать для «Юнайтед артистс».

После свободы и легкости моей интересной жизни в Нью-Йорке пришлось спуститься на землю. Снять еще четыре двухчастные комедии для «Фёрст нейшнл» представлялось мне задачей почти непреодолимой трудности. Несколько дней я просидел в студии, тренируя привычку думать. Способность думать, подобно игре на скрипке или рояле, требует ежедневной практики, а я в последнее время утратил эту привычку.