Чарльз Чаплин

Страница 64

— Как вы милы, — сказала она, взяв в ладони мое лицо и пристально глядя мне в глаза. — Разве можно обидеть такого славного мальчика?!

Взгляд ее стал очень странным — словно она меня гипнотизировала, голос дрожал.

— Знаете, я люблю вас, как сына, — говорила она, все еще держа ладонями мою голову.

И тут ее лицо медленно приблизилось к моему, и она поцеловала меня.

— Благодарю вас, — сказал я очень искренне и вполне невинно ответил на ее поцелуй. Она все еще пронзала меня взглядом, губы ее дрожали, глаза покрылись поволокой. Но затем, вдруг взяв себя в руки, она стала наливать мне другую чашку чаю. Ее поведение неожиданно изменилось, на губах заиграла легкая усмешка.

— Вы, в самом деле, очень милы, — сказала она. — Вы мне очень нравитесь.

И она стала поверять мне свои тревоги по поводу дочек.

— Младшая — очень хорошая девочка, а за старшей нужно присматривать, она доставляет мне много забот.

После спектакля мамаша часто приглашала меня поужинать в их большой спальне, где она спала с младшей дочерью. Уходя к себе, я всегда целовал в щеки маму и младшую дочку, желая им доброй ночи. Но затем мне надо было пройти через маленькую комнату, где спала старшая дочь. И вот однажды вечером она вдруг поманила меня к себе и зашептала:

— Оставьте свою дверь открытой! Я к вам приду, когда наши уснут.

Можете мне не поверить, но я возмущенно оттолкнул ее и выскочил из комнаты. К концу гастролей в «Фоли Бержер» я услышал, что старшая дочь, которой было всего пятнадцать лет, сбежала с дрессировщиком собак — толстым немцем, лет шестидесяти.

И все-таки я был не так невинен, как могло показаться. Случалось и я проводил ночи с актерами нашей труппы в борделях, принимая участие во всех эскападах, свойственных молодости. Однажды вечером, выпив несколько бокалов абсента, я ввязался в драку с парнем по имени Эрни Стоун, бывшим чемпионом по боксу в легком весе. Драка началась в ресторане, но после того как официантам с помощью полицейских удалось нас растащить, Эрни сказал:

— Увидимся в отеле.

Мы с ним жили в одной гостинице. Его комната была как раз над моей, и в четыре утра, пошатываясь, я приплелся в отель и постучал к нему в номер:

— Входи, — сказал он оживленно, — только снимай башмаки, чтобы мы шуму не наделали.

Мы обнажились до пояса и посмотрели друг на друга. Колотили мы друг друга и увертывались от ударов нескончаемо долго, как мне показалось. Несколько раз он двинул меня прямо в подбородок, но безрезультатно.

— А я-то думал, что ты умеешь действовать кулаком, — ухмыльнулся я.

Он сделал выпад, промахнулся и ударился головой о стену с такой силой, что едва сам себя не нокаутировал. Я было попытался его прикончить, но мне это не удалось. В ту минуту я мог почти безнаказанно колотить его, но моим ударам не хватало силы. И вдруг я получил такой удар в челюсть, что у меня едва зубы не зашатались, — это меня сразу отрезвило.

— Хватит! — сказал я. — Не хочу, чтобы ты мне зубы выбил.

Он подошел ко мне, обнял меня и поглядел на себя в зеркало — я исколошматил ему все лицо, а у меня так распухли руки, словно на мне были боксерские перчатки. На потолке, на занавесях и на стенах — повсюду была кровь. Я даже понять не мог, как она туда попала.

Всю ночь у меня из губы сочилась кровь, стекая на шею. Маленькая прима-балерина, которая по утрам обычно приносила мне чашку чаю, увидев меня, громко закричала — она думала, что я покончил самоубийством. С тех пор я никогда в жизни больше не дрался.